Кресто-Воздвиженского Иерусалимского ставропигиального женского монастыря.
Для начала - информация из «Православной энциклопедии»:
«Андрианова Евдокия Прохоровна; 1886, дер. Губино Бронницкого у. Московской губ. -- 1942, Карагандинский ИТЛ), прмц. (пам. в Соборе новомучеников и исповедников Российских), монахиня. В 1932 г. приговорена Особой тройкой при ОГПУ по Московской обл. к 3 годам заключения по обвинению в «антисоветской пропаганде и агитации». По освобождении работала уборщицей в родном селе. 7 окт. 1937 г. арестована по обвинению в «контрреволюционной деятельности». 21 нояб. 1937 г. Особой тройкой при УНКВД по Московской обл. приговорена к 8 годам ИТЛ, отбывала заключение в Акмолинском отд-нии Карагандинского ИТЛ (Карлаг). В 1942 г. арестована в Карлаге по обвинению в «контрреволюционной деятельности». Виновной себя не признала. 20 апр. 1942 г. постановлением Судебной коллегии по уголовным делам Карагандинского областного суда приговорена к расстрелу вместе с мученицами Анной Водолановой, Акилиной Дубовской, Наталией Копытиной, Александрой Смоляковой, Ириной Гуменюк, Ксенией Радунь, Марфой Дударенко, Домной Васильковой, Татианой Кушнир и Наталией Карих».
Расстрелянные с монахиней Евдокией исповедницы веры причислены к лику новомучениц.
В этой скупой энциклопедической справке уместилась вся жизнь Евдокии: ее детство, юность, 25-летняя монашеская жизнь в Крестовоздвиженском Иерусалимском женском монастыре, скорби и искушения в годы богоборчества, аресты, этапы, лагеря, пытки, наветы, доносы, клевета и пламя веры, которое после выстрела в ее сердце вознесло душу Христовой невесты к своему Предвечному Жениху.
Преподобномученица Евдокия родилась 1 марта 1875 года (в уголовном деле помечены разные годы рождения – прим. м. Е.) в деревне Губино Ашитковской волости Бронницкого уезда Московской губернии в семье крестьян Прохора и Надежды Фоминых, у которых было три сына и две дочери. Когда Евдокии исполнилось семнадцать лет, она вместе со старшей сестрой Акилиной, которой в то время было двадцать два года, поступила послушницей в Крестовоздвиженский Иерусалимский монастырь в Подольском уезде Московской губернии.
В монастыре тогда было свыше 60 насельниц. Все несли свои послушания: работали на скотном и конном дворах, огородничали, ухаживали за фруктовым садом, собирали лечебные травы и делали из них настои и отвары, писали иконы, шили и вышивали золотом, занимались с детьми-сиротами, трудились в храме, ухаживали за престарелыми монахинями, помогали беднякам и лечили их. Сестры Фомины стали исполнять послушание огородниц, хорошо им известное из своей деревенской жизни, а затем, имея хорошую память, стали псаломщицами. В обители они прожили до ее закрытия после октябрьского переворота 1917 года.
С болью наблюдали они, как новые хозяева жизни оскверняли храмы, уничтожали святыни. Монахини начали расходиться. Часть из них, не зная, куда пойти, оставались в Лукино и нанимались на работу в разные организации, которые размещались на территории бывшего монастыря. А это были и дом беспризорника, и табачная фабрика, и дом отдыха, и санаторий… Фомины вернулись в свою деревню и поселились в Старой Слободке. Они взяли себе фамилию Андриановы, без паспорта, чтобы отвести от себя лишние подозрения. В то время это было возможным. Жили в отдельно стоявшем небольшом ветхом домике, в котором все устроение было монашеским. Сёстры не пожелали отречься от веры во Христа и тем обрекли себя на страдания. Их религиозная ревность обратила на себя внимание властей, и в феврале 1930 года обе были арестованы, но за недоказанностью вины вскоре были отпущены из-под стражи.
1 июня 1931 года власти снова арестовали монахинь – на этот раз с твердым намерением их осудить. Были опрошены жители деревни из тех, кто относился к православным враждебно. Они показали, что монахини собирают в своем доме единомышленников, ведут беседы, поют молитвы, бывают случаи, что к ним приезжают другие монахини; у себя в доме под видом религиозных обрядов устраивают сборища крестьян, агитируют против колхозов, говоря, что в колхоз идти грешно, что вера не позволяет этого делать, призывают крестьян переносить все муки, говоря, что Господь и не такие муки терпел. Благодаря агитации монахинь, по мнению свидетелей, в деревне туго проходят мероприятия советской власти и из ста крестьянских хозяйств, имевшихся в Старой Слободке, в колхоз записалось десять. В момент вербовки крестьян в колхоз Андриановы будто бы говорили крестьянам, указывая на членов сельсовета и актив: «Вот ходят лжепророки и проповедуют антихристовы заветы, все это перед концом света».
Будучи допрошены, монахини Акилина и Евдокия виновными себя не признали, на вопрос следователя, за кого они молятся, они ответили, что в молитвах поминают Патриарха Тихона и митрополита Петра Крутицкого. «Особой ориентации мы не имеем, – сказала Евдокия, – считаем себя православными христианами. Сборищ в нашем доме никаких не бывает, молимся мы у себя в доме вдвоем с сестрой, изредка к нам приходят наши братья, изредка нас посещают монахини. Знакомств мы ни с кем не имеем и агитацией не занимаемся».
За три дня следствие было закончено. Монахинь обвинили в том, что они в деревне Губино организовали и возглавили «религиозную секту “православных христиан”, которая «противодействовала своей контрреволюционной агитацией среди крестьян всем политико-хозяйственным кампаниям, проводимым на селе среди крестьянства советской властью и партией... в частности, коллективизации». В тот же день сестры были препровождены в Бутырскую тюрьму в Москве.
28 июня 1931 года тройка при Полномочном Представительстве ОГПУ приговорила монахинь к трем годам ссылки в Казахстан, куда они были отправлены с большим этапом заключенных. Им вменили статью 58-10 Уголовного кодекса РСФСР: "Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (статьи 58-2 – 58-9 Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы".
По окончании срока ссылки в 1934 году, Евдокия и Акилина вернулись в деревню Губино. Домик их был разрушен, и они поселились у родственников.
В то время в деревне жила семья Карасевых, в которой было четверо детей, которые остались сиротами. Старшей девочке было двенадцать лет, младшей шесть. Сироты просили родственников не отдавать их в приют. В результате дети остались на попечении монахини Акилины, а Евдокия жила в доме родственников и часто навещала сестру и сирот. Они читали детям Евангелие и жития святых и вместе с ними молились. Евдокия Прохоровна устроилась работать уборщицей в Губинскую школу. Однако в 1937 году по состоянию здоровья была вынуждена оставить работу.
В 1937 году началась новая усиленная волна террора против народа. Массовым арестам и особой жестокости подвергались духовенство, монашествующие и верующие. Уже назрела «пятилетка безбожия», которую остановила война. Один из жителей деревни Губино на допросе показал, что на квартиру Евдокии ходят отсталые колхозники, с которыми она проводит сектантскую работу, агитирует и детей в деревне, насильно надевает крестик на сироток. Председатель сельсовета представил в НКВД «соответствующую характеристику», в которой написал, что Андрианова настроена антисоветски.
27 октября 1937 года власти арестовали Евдокию, и она была заключена в коломенскую тюрьму. Пришла после этого Акилина к сиротам, горько заплакала и сказала: «Мою Дуню, мою сестру, опять забрали». Между тем сотрудники НКВД собирались арестовать и Акилину и несколько раз приходили в дом Карасевых, но сироты прятали ее, а приходившим всякий раз отвечали: «Ее нет дома, а где она, мы не знаем». К концу 1938 года окончилось время действия приказа НКВД о массовых арестах, и Акилина осталась на свободе. Она скончалась в середине пятидесятых годов, в очень преклонных годах, и была погребена на кладбище в соседнем селе Ашитково.
28 октября 1937 года следователь допросил Евдокию Прохоровну по поводу ее контрреволюционной и антисоветской деятельности. Виновной она себя не признала. 21 ноября 1937 года тройка НКВД по Московской области приговорила Евдокию Прохоровну Андрианову-Фомину по статье 58-10 УК РСФСР к восьми годам заключения в исправительно-трудовом лагере за то, что "среди местных колхозников вела контрреволюционную сектантскую деятельность, направленную против мероприятий соввласти".
20 декабря с московским этапом шестидесятидвухлетняя монахиня поступила в печально знаменитое Акмолинское отделении КАРЛАГа – Акмолинский лагерь жён изменников родины (АЛЖИР) в Карагандинской области Казахстана. Это был один из самых страшных лагерей смерти. Сюда свозили женщин вместе с малыми детьми.
Лагерь создали в декабре 1937 года на базе посёлка трудпоселений, так называемой "26-ой точки". Он состоял из нескольких саманных бараков, обнесённых несколькими рядами колючей проволоки, четырёх вышек охраны. Женщин привозили в АЛЖИР со всех концов страны. Одновременно в лагере находилось от 8000 до 18000 тысяч заключенных. Мест на всех не хватало. И вновь прибывшие сами строили себе бараки в пургу и метель, жару и дождь, устанавливали в них нары. Вместо матрацев бросали на деревянный настил солому.
На территории лагеря располагалось озеро, заросшее камышом. Женщины косили камыш, который служил для отапливания бараков зимой и для строительства летом. Дневальные сутками подкладывали камыш в печь, но он давал так мало тепла, что температура в бараках не превышала 6-8 градусов.
Теснота, тяжёлый непривычный быт, неналаженное производство, всё это вместе с определённым для «спецконтингента» режимом строгой изоляции делало жизнь узников особенно мучительной. Ко всему ещё жуткое ощущение постоянного голода. Лагерь был закрыт только после смерти Сталина в 1953 г.
"Алжиркам" приходилось работать в невыносимых условиях на самой грязной и изматывающей работе. Женщины, в основном, занимались сельским хозяйством. Они разводили огороды, сеяли пшеницу, рыли арыки для полива огородов. Работали также на молочной ферме, на кирпичном заводе, на фарфоровом заводе. Было очень тяжело, изнурительно находиться под солнцем в поле, огороде. Особенно трудно было на производстве кирпича, который изготавливался вручную. Больные, немощные, старики и дети работали на вышивальной и швейной фабриках.
Среди женщин-заключённых была высокая смертность и инвалидность. Одни умирали от болезней, другие от моральных мук, некоторые не выносили сурового климата Центрального Казахстана.
В лагере среди прочих выделялись женщины, которые не были жёнами "изменников родины" и не являлись членами их семей (ЧСИР). Но особо жестокое к ним отношение со стороны надзирателей предписывалось распоряжениями сверху. Потому что это были женщины, готовые отказаться от всего, кроме самого для них главного – православной веры.
Сказать при всех, что ты верующий человек, в то богоборческое время, было равносильно объявить себя сумасшедшим. Много православных страдало в лагерных узах. Некоторые из них, живя в тяжелейших условиях, озлобились, не сохранили любовь к ближнему, впали в грех осуждения. Но многие до последней минуты своей жизни хранили веру, надежду и любовь.
Администрация лагеря характеризовала Евдокию Прохоровну: "Хорошая, добросовестная работница. Любит труд. Норму вырабатывает на 114 %. Качество работы хорошее, дисциплинирована. Инвалид группы "Б"». Но это не спасло узницу от дальнейших преследований.
Среди заключенных 12 православных женщин выделялись твердостью духа. Они старались молиться вместе, тихо читали молитвы. Как рассказывали другие женщины-узницы, которые их помнили, кроме этих двенадцати все остальные в основном были атеистами. Но их пример так действовал, что «они почему-то вдруг стали верить… прислушивались к их молитвам, повторяли слова за ними». Несломленную духом 66-летнюю монахиню через четыре года вместе с одиннадцатью другими узницами вновь арестовали по обвинению в том, что "они, отбывая меру наказания по первому приговору в Акмолинском отделении Карлага, будучи враждебно настроенными к советской власти на протяжении всего времени, начиная с июня месяца 1941 г., проводили контрреволюционную деятельность, направленную против советского строя, были организаторами в проведении антисоветской агитации, прикрываясь религиозными убеждениями. С 3 июля 1941 г., будучи годными к физическому труду и обеспечены продуктами питания, не выходили на работу по день ареста. Виновными себя не признали, за исключением того, что они проводили религиозные обряды". Так было создано «Групповое дело Евдокии (Андриановой) и 11-ти заключенных».
И всех их, 12 человек, равно как и 12 апостолов, осудили. 20 апреля 1942 года судебная коллегия по уголовным делам Карагандинского областного суда в Акмолинском отделении КАРЛАГа приговорила к расстрелу Евдокию Прохоровну Андрианову и ещё десять арестованных с ней женщин. Жива осталась только Милана Иустинич, которой дали 10 лет. Они безропотно претерпели лагерные муки и со смирением склонили свои главы в час смертный.
Место их захоронения неизвестно. Для нас, сегодня живущих, подвиг акмолинских мучениц - пример веры и любви ко Христу. Выполнив Его заветы, они приняли час смертный, как миг блаженства соединения с Сыном Божиим.
На месте Акмолинского лагеря жён изменников Родины (АЛЖИР) в Казахстане построен Музейно-мемориальный комплекс АЛЖИР.
20 апреля 1942 года акмолинские узницы были расстреляны. Спустя 73 года, 20 апреля 2015 года, в день памяти акмолинских мучениц, митрополит Астанайский и Казахстанский Александр совершил великое освящение храма во имя новомучеников и исповедников Акмолинских в селе Акмол (Малиновка) Целиноградского района Акмолинской области Казахстана и возглавил Божественную литургию в новоосвящённом храме.